Все тексты, опубликованные здесь,
открыты для свободного распространения по лицензии Creative Commons Attribution.
«Берег» — это кооператив независимых журналистов.
19-летний Владислав Аппель — один из срочников, встретивших наступление ВСУ в Курской области. Сейчас он числится пропавшим без вести. Вот рассказ его бабушки
По данным независимых СМИ, в начале украинского наступления в Курской области могло находиться от нескольких десятков до нескольких сотен срочников. Многие из них числятся пропавшими без вести, некоторые попали в плен. При этом родители срочников из других регионов рассказывают, что их сыновей уже начали готовить к переброске в Курскую область. Кооператив независимых журналистов «Берег» поговорил с Наталией Аппель — бабушкой 19-летнего срочника Владислава Аппеля, который одним из первых встретил наступление ВСУ. Сейчас Аппель в списке пропавших, о его судьбе близким ничего не известно.
Наталия Аппель
бабушка срочника Владислава Аппеля, пропавшего при наступлении ВСУ в Курской области
Он [Владислав] у нас сначала призвался в Брянскую область, в город Клинцы — в 488-й мотострелковый полк. А месяца два назад его отправили в поселок Свердликово в Курской области — на 500 метров от границы. Вот зачем их держали так близко к границе? Зачем? Тем более без оружия и без ничего. Что пацаны могли сделать? С лопатой пойти против них [солдат ВСУ]?
Последний раз он выходил на связь днем шестого [августа], когда они напали. Говорил с матерью. Вдруг на фоне закричал кто-то: «Танки! Давайте все в убежище!» И все — это последнее, что мы слышали. Связь прервалась.
Со службы он почти каждый день звонил: мы даже телефон ему купили, чтобы он и по видео набирал, и по-всякому. Рассказывал, что у него то строевая, то дневальным он идет. Никогда не жаловался. Присылал нам в вотсапе фотографии свои. В армии он возмужал — совсем стал другим. Совсем. Он у нас учился на электрика, но так получилось, что учился-учился — и бросил. Только он бросил — его сразу призвали, 7 ноября 2023 года. Он не упирался: он хотел в армию. Как все, мне кажется, нормальные парни. Все хотят в армию.
[А] теперь мы каждый божий день звоним в его часть — там говорят, что не выходят они [пропавшие срочники] на связь. Вообще не выходят. Звоним в военкомат —— каждый божий день. Звоним в Москву в министерство обороны. Но нам говорят только, что «списки обновляются, списки обновляются» — и что его нигде в списках нет. Нигде не числится — ни в убитых, ни в попавших в плен. Пока как без вести пропавший считается.
Сегодня ночью его матери в телеграме написали, что якобы он у них в плену, — и потребовали 15 тысяч рублей. Но это не украинцы. Украинцы за пленных денег не берут. Они приложили даже фотографию [Владислава] — но видно было, что это фотошоп! К тому же мы им сказали: «Дайте нам сначала поговорить с ним — а потом мы вам отправим деньги! Мы согласны — только дайте поговорить с ним, чтоб услышать, что он хотя бы живой». Они ушли в отказ: «Сначала деньги — потом разговор». Потом вообще ушли со связи.
Нам не спится, не сидится, не лежится. Страшное дело это. Ладно был бы он взрослый — а он еще жить-то не жил! 24 августа ему бы только 20 лет исполнилось.
Когда все случилось, там кто куда бежал — и мы надеемся, что, может, он в лесу скрывается сейчас? Земля-то тоже слухами полнится. Один бог знает, где они. Да даже если их и в плен взяли, нельзя наших ребят судить за это. Им тоже жить охота, я так думаю. Старым-то нам охота жить — а им тем более, парнишкам.
Смотрела видео [с другими попавшими в плен российскими военными] — а у них там глаза завязаны, руки завязаны… Представила внука на их месте. Ну, что они могут сказать [на допросе] — срочники? Ладно там наемники или контрактники, которые идут воевать за деньги… А эти-то пацаны что могут рассказать, кроме того, что их в армию забрали?
Надеюсь, что, если он в плену, то хоть на обмен пойдет. Пусть хотя бы срочников поменяют! Хотя бы срочников. А будут ли их отвоевывать из плена, нам не говорят.
Быстрее бы все это [война] закончилось, что сказать. И молоденькие парнишки гибнут, и взрослые. Быстрее бы все это кончилось — больше нам ничего не надо. Самое страшное — это война. Остальное все переживем. Но что я могу сделать? Я вообще ничего не могу.
А вот еще одно свидетельство. Это анонимный рассказ матери мурманского срочника, которого хотят отправить в Курскую область
Сын отучился на программиста, окончил университет — и его призвали в армию, на срочную службу в 200-ю бригаду. С мая [2024-го] он служил в Печенгском районе Мурманской области, в поселке Нижний Луостари.
А 9 августа позвонил — и сказал, что их отправляют в Курск. Я в панике созвонилась с военным комиссариатом по району — и военком мне сказал: «Мы здесь ни на что повлиять не можем. Это приказ свыше, ребят готовят к отправке в Курск».
Срочников из Мурманской области и раньше отправляли в Курск в короткие командировки — порыть окопы, что-то разгрузить. Но когда произошли все эти события [наступление ВСУ], со всего района срочно-обморочно стали собирать ребят и направлять на учения на полигон в Алакуртти. Сына туда привезли 12 августа — там он узнал, что «месяц-полтора здесь — а потом в Курск». Получается, к концу сентября. Они все эти зенитки и военные карты пока только по телевизору видели!
У меня истерика: ни спать, ни есть, ни пить. Я ему в трубку плачу — а он меня еще и успокаивает. Прямо кричал на меня: «Мам, успокойся, все будет хорошо!» Я по голосу слышу, что он храбрится. Но они же там полностью подневольные. Им что сказали — то и будет.
Некоторых [сослуживцев сына] заставляют подписать контракты, чтобы потом отправлять их на СВО и куда угодно. В части идет прессинг, им сказали так: «Не хотите ехать в Курск — подписывайте контракты, останетесь здесь».
Сына спрашивали, будет ли он подписывать, несколько раз, но сильно не наседали. Один раз только поинтересовались, почему он отказывается. Сын сказал, что «по семейным убеждениям: я семье и матери обещал, что на контракт не пойду». И больше его не трогали.