Как жить, если близкий умер в результате суицида Инструкция «Берега»

Как говорить о суициде. Организации, которые занимаются профилактикой суицидов и просвещением в области смерти, выступают за использование лексики, которая не способствует стигматизации. «Мы за то, чтобы уходить от слов „совершил самоубийство“, потому что это звучит как „совершил убийство“. И не „совершил суицид“, а „умер в результате суицида“ или „выбрал суицид как способ уйти из жизни“. Это снимает стигму как с того, кто это выбрал, так и с родственников и близких», — объясняет «Берегу» доула смерти, психотерапевт, соосновательница Death Foundation Анастасия Левикова. Таким образом родственники погибшего уже не воспринимаются как близкие преступника, который отнял человеческую жизнь, пусть и свою, добавляет она.

Примите тот факт, что на ваше горевание повлияет причина смерти близкого

Близкие людей, принявших решение о самоубийстве, сталкиваются с уникальными проблемами, которые могут мешать нормальному процессу скорби. Из-за стигматизации, связанной с самоубийством, горюющие могут оказаться без достаточной поддержки со стороны друзей или семьи. Они подвергаются повышенному риску затяжной патологической реакции горя, депрессии, посттравматического стрессового расстройства и суицидальных мыслей.

Мысли горюющего в такой ситуации фиксируются на том, почему близкий сделал этот выбор. Испытывая такое горе, человек пытается не только принять смерть, но и сам факт такого выбора. «Также присутствует линия переживаний на тему того, насколько я как близкий человек причастен к этому выбору, мог ли я повлиять, предвидеть и спасти или мог ли стать причиной, был ли виноват?», — говорит «Берегу» клинический психолог, сотрудник Психологического центра Григория Мисютина, специализирующаяся на сопровождении горя и болезней, Елизавета Гетманская. По ее словам, очень важно, как горюющий отнесся к факту такого выбора, согласен ли он с тем, что у другого человека было право принять такое решение, и не считает ли, что он должен был как-то предотвратить этот выбор или что он виноват в этом выборе.

Нередко близкие людей, выбравших суицид, продолжают страдать в течение многих лет после самоубийства. Это может быть связано с тем, что они отказывались обсуждать произошедшее или им было запрещено это делать.

Суицид ребенка и суицид супруга/супруги или родителя будет проживаться по-разному, говорит Елизавета Гетманская. В случае смерти супруга, который покровительствовал всей семье, был опорой, это будет переживание не только разрыва отношений, но и утраты опоры, поддержки в его лице, поясняет она. Проживающий смерть супруга может почувствовать себя небезопасно. После такого события его картина мира может сильно пошатнуться, человек может начать и у себя замечать мысли и сомнения по поводу жизни — стоит ли она такого труда, чтобы быть прожитой.

«Если суицид совершает ребенок и родитель это оплакивает, то он не теряет финансовую физическую безопасность в этот момент — в этом смысле у него нет утраты. Но у него есть другая утрата. Он может быть погружен в чувство собственной беспомощности и вины за то, что он чего-то не сделал; за то, что он как-то стал причиной; может быть, за его воспитание», — продолжает Елизавета Гетманская. Эксперт добавляет, что горе может принимать ту или иную форму в зависимости от того, что еще утратил человек вместе с суицидом близкого.

Позвольте себе испытывать весь спектр чувств

После самоубийства близкого человек может испытывать любые чувства. Жесткого порядка стадий горевания не существует. И совсем не факт, что человек будет последовательно проходить каждую из этих стадий, говорит Елизавета Гетманская. Эмоциональный спектр, который человек проживает в такой ситуации, может быть очень широким: шок, растерянность, удивление, непонимание, как такое может быть, нежелание верить в случившееся и наряду с этим навязчивое желание анализировать произошедшее, попытаться восстановить ход мыслей умершего.

«Если мы говорим о суициде, то, как правило, людям хочется понять, что же произошло, — говорит Елизавета Гетманская. — При этом они испытывают высокий уровень тревоги и грусти. Но не всегда человек вообще понимает, что он чувствует. Может быть и такое, что он не чувствует ничего. И это тоже вариант нормы». Эксперт отмечает, что человек может не испытывать никаких чувств на раннем этапе горевания, но позже они все же должны проявиться.

Помимо того, что суицид — это неожиданная утрата, она еще сопровождается стигматизацией. Люди, пережившие уход близкого в результате суицида, часто переживают большой стыд, который ведет к невозможности об этом открыто говорить, отмечает доула смерти, соосновательница проекта Death Lab Юлия Шмырова. Из-за этого люди часто пытаются скрыть причину смерти близкого и рассказывают, что все произошло в результате несчастного случая, или вообще про это не рассказывают.

Это ведет и к другим очень сильным переживаниям у человека. «Такое горе связано не просто с потерей близкого, дорогого или значимого человека, а еще и нагружено стыдом, чувством вины, ощущением бессилия, дополнительной ответственностью, — говорит Юлия Шмырова. — Часто человек, столкнувшийся с суицидом, задается вопросом, мог ли он это предотвратить. И, как правило, ответ на этот вопрос — не мог».

Из-за чувства вины и бессилия у горюющего может резко снизиться самооценка, продолжает она. Человек может начать наказывать и казнить себя за то, что не смог предотвратить смерть близкого, у него может возникнуть страх быть наказанным, страх внешнего осуждения, потому что в обществе принято осуждать и стыдиться этого.

Кроме того, такое горе еще может быть «бесправным» — то есть общество не одобряет горевание из-за этой потери. Это связано с церковью, поясняет психотерапевт Анастасия Левикова: «Людей, которые умерли от суицида, нельзя отпевать, хоронить, и это все, конечно, накладывает свой отпечаток». Отношение к суициду схоже в разных религиях — православии, католицизме, исламе, иудаизме: человек не может сам принимать решение о своей смерти, а самоубийство считается грехом.

После суицида близкого человек также может испытывать злость и гнев. «Он может быть направлен на мир, на самого умершего, на врачей, которые не спасли, на себя — за то, что что-то не так сделал или сказал, на других людей», — говорит Елизавета Гетманская. Причем в случае суицида гнев может быть направлен и на само решение, и на человека. Гнев — это нормативная реакция, как и печаль, подавленность, снижение энергетического потенциала, говорит психолог.

В книге «Молчаливое горе. Жизнь в тени самоубийства» Кристофер Лукас и Генри Сейден приводят подробные рассказы людей, чьи близкие умерли в результате суицида, и в этих историях описано еще больше различных чувств и эмоций. Например, чувство отвержения. Одна из собеседниц авторов, например, сказала, что чувствует себя одновременно вдовой и разведенной: «Я чувствую, что муж бросил меня».

Но в любом горевании нормативными также считаются положительные эмоции, продолжает Елизавета Гетманская:

Это не значит, что человек горюет неправильно или уже полностью отгоревал, поясняет психолог. Он может вернуться к гореванию и позже. 

Колебания между уходом в горестные чувства, скорбь и тем, чтобы быть вовлеченным в текущую жизнь, считаются естественным течением горя. Их интенсивность зависит от того, как устроена жизнь того, кто горюет: она более или менее разнообразная, насколько она была связана с человеком, который умер в результате суицида, какое место в жизни горюющего занимал погибший — насколько велика та пустота, которая образовалась после его смерти.

«Можно злиться на близкого, который ушел из жизни, обижаться на него, можно радоваться: раньше он страдал, а сейчас его страдания закончились, — говорит Юлия Шмырова. — Можно испытывать глубокую благодарность к жизни, любовь к жизни. Бывает, что человек на смерть реагирует обостренным ощущением радости оттого, что он до сих пор дышит, любит, живет, видит что-то красивое. Что бы ни приходило в горевании, это нормально».

Горевание — это очень болезненный, неприятный процесс, но это не сплошная боль, соглашается Анастасия Левикова.

На фоне потери, особенно в результате суицида, у человека может возникнуть иллюзия возможного контроля: что он мог уберечь, должен был заметить подготовку, какие-то красные флаги. Ретроспективно начинает казаться, что человек как-то намекал на свои намерения. Это порождает чувство вины.

Чувства вины и стыда могут усилиться, если в горевании приходит чувство освобождения. Часто так бывает, если у человека были своеобразные отношения с умершим или до момента смерти близкого на него могли быть наложены определенные обязательства. «В таком случае смерть означает окончание этих обязательств, и человек может даже ощутить легкость или что-то похожее на радость», — говорит Елизавета Гетманская, добавляя, что люди часто этого стыдятся, хотя такие эмоции и нормальны. В любом случае эти ощущения не будут единственными, и разнообразные тяжелые чувства человек тоже будет испытывать.

Человек может чувствовать себя виноватым и за другие эмоции, которые испытывает, считая их неправильными, например, из-за того, что злится на погибшего или не все время грустит.

«Чувство вины и стыда мешает людям разговаривать о своих эмоциях, — говорит Елизавета Гетманская. — Поэтому хочется подчеркнуть, что все эти эмоции адекватные. Их отсутствие, кстати, тоже ничего плохого не говорит о личности того, кто горюет. История горевания всегда очень индивидуальна, есть очень много факторов, которые влияют на то, как оно будет протекать». Это подтверждает и Анастасия Левикова:

Горевание может стать травматичным и осложненным, предупреждает Анастасия Левикова. В таком случае у человека могут диагностировать «затяжную патологическую реакцию горя», которая требует внимания специалистов. «Это может быть история на многие годы, — продолжает Левикова. — Ко мне приходили уже взрослые люди, чьи родители выбрали суицид».

Как дети переживают суицид родителей

Из-за стигматизации этой темы, чувства вины и сильного горя члены семьи избегают разговоров о самоубийстве. При этом дети не перестают испытывать сильные эмоции, связанные с утратой. Это грозит им как краткосрочными, так и долгосрочными проблемами со здоровьем. 

Люди, пережившие самоубийство родителей, в несколько раз чаще своих сверстников умирают в результате суицида.

Дети могут воспринимать произошедшее как что-то семейное, испытывать страх от того, что с ними тоже такое может произойти, что они тоже могут почувствовать желание уйти из жизни, говорит Юлия Шмырова.

Для детей, переживших суицид родителей, действительно существует опасность воспринять это как послание от родителя, что жизнь не стоит того, чтобы жить, говорит Елизавета Гетманская.

К сожалению, сейчас не существует стратегий, которые доказанно снижают риск суицидального поведения у детей, переживших самоубийство родителя. Анастасия Левикова считает, что в этом вопросе важно поведение близких:

По словам Елизаветы Гетманской, оценивая горевание — осложненное оно или нет — специалисты наблюдают за тем, нет ли у горюющего суицидальных мыслей. При этом часто встречаются размышления о том, хочет ли человек жить без умершего. Так или иначе горюющий может обдумывать этот вопрос. Однако совершенно необязательно, что он будет что-то предпринимать.

Постарайтесь принять тот факт, что близкий сделал этот выбор

Принятие реальности, в которой произошла потеря, — один из этапов горевания или задач горя, говорит Анастасия Левикова. Однако, отмечает она, принятие — это процесс, а не однократное действие. Нельзя принять раз и навсегда, откаты в «непринятие» все равно будут. 

«Принимать реальность — это принимать боль и учиться жить с этой болью вместо того, чтобы оставаться в мыслях, искать виноватых, пытаться переиграть случившееся, вести внутренний торг, — объясняет Левикова. — Принятие — это прекращение борьбы. Борьбы за возможность остаться в прошлом. Изнуряющей и приносящей страдания. Принятие — это долгий путь, и проходить его лучше с поддержкой».

Но нужно признать: принятие выбора, который сделал близкий человек, не всегда возможно. Иногда непринятие может осложнять процесс горевания, говорит Елизавета Гетманская. Однако если непринятие и несогласие с выбором не затрудняет процесс горевания, то не стоит зацикливаться и стремиться принять факт смерти близкого в результате суицида именно как его выбор. «Возможно, у человека есть другие объяснительные механизмы, чтобы справиться с ситуацией. Возможно, есть религиозные воззрения, которые позволяют не принимать факт выбора, а объяснить все иначе», — добавляет она.

Не изолируйтесь

В этот период очень важно, чтобы у горюющего было достаточно сна, физической активности и еды. Если рядом есть человек, который помогает это организовать, то сохранить свое физическое здоровье будет проще.

Кроме того, в горе человек обычно чувствует себя очень одиноким, потому что отношения с умершим были уникальными. Но важно по возможности преодолевать социальную изоляцию, объясняет Елизавета Гетманская.

В то же время многим близким людей, умерших в результате суицида, трудно говорить с другими о своей потере, поэтому они страдают молча и получают лишь ограниченную эмоциональную поддержку. В том числе это происходит из-за стигмы в отношении самоубийства. Близкие умерших не могут говорить об их гибели, считая, что должны скрывать причину смерти. Это усиливает их изоляцию и отчуждение. Человек начинает изолироваться, если ему не с кем говорить или если он слышит осуждающие, обвиняющие или обесценивающие слова вроде «Да хватит уже, это было месяц назад, приди в себя», предупреждает Елизавета Гетманская.

О том, что в этот период важно не оставаться в одиночестве, говорит и Юлия Шмырова. Стоит при необходимости просить помощь, давать знать, если нужно что-то с точки зрения бытовых потребностей (убрать в квартире, приготовить поесть и так далее). Шмырова тоже рекомендует найти группу поддержки: «Есть большое количество онлайн-групп поддержки, горячих линий, психотерапевтических сервисов, групп поддержки переживших суицид родственников».

Заведите (или сохраните) ритуалы

Разные ритуалы помогают справиться с горем. Однако важно следить, чтобы они не усиливали страдания и не были слишком болезненными. Можно делать что-то в память об ушедшем человеке, говорить с ним или писать ему, делиться с кем-то воспоминаниями о близком или начать вести дневник. «Бывает, что объем переживания, мыслей и слов очень большой. Это все можно записывать, не заталкивая внутрь», — говорит Елизавета Гетманская.

У горюющего может быть много злости, в таком случае можно писать гневные письма, записывать гневные аудио, идти в лес кричать, говорит Анастасия Левикова, отмечая, что злиться — это нормально. 

Кроме того, когда хочется прикоснуться к чему-то, связанному с ушедшим человеком, и ощутить через это поддержку, можно обращаться к его вещам или фотографиям. Необязательно сразу заставлять себя отказаться от взаимодействия с вещами умершего, поясняет психолог.

Если человек религиозен, он может использовать традиционные опоры, которые предлагает религия: в православном варианте это три дня, девять дней, 40 дней, ритуал похорон, церковные ритуалы. Это, говорит Елизавета Гетманская, может быть опорой, потому что организует время горюющего и дает ему способ выражать свои чувства и разделять их с другими.

Еще одним инструментом для проживания утраты Анастасия Левикова называет проекты горя (проекты наследия, проекты памяти). В этом случае люди переносят свои переживания в творчество.

Параллельно с ритуалами воспоминания жизнь будет продолжаться, у горюющего человека будут происходить новые события, появляться новые ритуалы, связанные с другими людьми и с его новой жизнью. Этим действиям постепенно будет уделяться меньше времени или они будут трансформироваться, будет меняться их значимость, говорит Елизавета Гетманская. Однако, предупреждает она, если человек наращивает эти ритуалы и вязнет в них или фиксируется на воспоминаниях, ситуация может потребовать вмешательства со стороны. Вероятно, у человека нет сил самостоятельно пройти через признание утраты, что может быть вариантом осложненного горевания. 

Что еще должно насторожить

В случае с ритуалами, как рассказывает Елизавета Гетманская, все может быть и совсем иначе:

Тревожные сигналы могут быть связаны не только с ритуалами. Например, горюющий может продолжать жить свою жизнь, но при этом постоянно задаваться вопросом, почему его близкий выбрал суицид. «Вполне приемлемо даже представить себе (хотя это и может фрустрировать), какая именно личная катастрофа привела человека к самоубийству. Но неразумно и болезненно продолжать эти изыскания всю оставшуюся жизнь, ставя вопрос „Почему?“ во главу угла, неся его и связанный с ним поиск впереди себя, как миноискатель», — говорится в книге «Молчаливое горе. Жизнь в тени самоубийства», посвященной переживаниям людей, чьи близкие погибли в результате суицида. Ее авторы, Кристофер Лукас и Генри Сейден, предполагают, что человек, который постоянно ищет ответ на вопрос «Почему?», не желает признать, что у суицида могло и не быть никакой рациональной причины. А этот поиск, возможно, помогает ему скрыть свои страх, чувство вины или стыда. «Поиск причин, превращаясь во всепоглощающую страсть, становится укрытием, но таким, которое обрекает жизнь человека на фрустрирующие и бесплодные искания», — подчеркивается в книге.

Тем не менее задаваться таким вопросом в принципе нормально: горюющий столкнулся с ситуацией суицида, и он ее перерабатывает. «К этому моменту он уже имеет свое мировоззрение и представление о том, как устроена жизнь, и, возможно, поэтому [после пережитого] у него остается часть вопросов, — говорит Елизавета Гетманская. — Они важны, чтобы [человек] для себя определился на тему своих отношений с жизнью и смертью. Поэтому может быть такое, что человек раз за разом возвращается к теме горевания, к самой ситуации, к тем вопросам, которые тогда впервые звучали у него в голове». 

Если при этом после утраты человек может жить полноценной жизнью, включаться в новые отношения, если он сумел перестроить свою жизнь так, чтобы она была качественной, то не стоит придираться к тому, задает ли он себе вопросы по поводу той ситуации или нет, считает Елизавета Гетманская. 

Важно то, как сам человек оценивает свое состояние и свою жизнь, учитывая эти постоянные мысли, говорит Анастасия Левикова. «Функционировать и жить полноценной жизнью — разные вещи. При этом опыт потери близкого от суицида не означает, что теперь никогда не будет радости и вкуса жизни. Будут, но другие и не сразу», — добавляет она. На разных этапах своей жизни человек может по-новому осмыслять ситуацию, и это не противоречит тому, что при этом горюющий может адаптироваться к смерти близкого, отмечает Елизавета Гетманская.

Бывают и физиологические проявления горевания, которые должны насторожить. Если тот, кто наблюдает за состоянием горюющего со стороны, замечает нарушение сна, питания, ухода за собой, то стоит вмешаться. Например, он может организовывать горюющему медицинскую и психологическую помощь.

Как помочь тому, кто потерял близкого

Поддерживать горюющих может быть нелегко. В том числе потому, что человеку, который хочет поддержать близкого в такой ситуации, придется разделять и выдерживать его эмоции. Важно следить за своим ресурсом, который будет истощаться, предупреждает Елизавета Гетманская, отмечая, что если не уследить за своим состоянием, есть риск, что сложно будет помочь горюющему, когда тот попросит.

Для начала важно оценить собственные силы и решить, что хочется и что можно сделать. «Например, можно предложить: „Давай я приеду к тебе в пятницу, помою полы, закажу пиццу. А дальше посмотрим“», — говорит Елизавета Гетманская. Присутствие готовых к помощи людей важно, например, на похоронах: договориться, оповестить других родственников, пообщаться с представителями ритуальных услуг, собрать нужные вещи, проверить, все ли документы готовы. Горюющий человек может пребывать в растерянности, в шоке. А иногда бывает наоборот: он может быть очень мобилизован и включиться в организационную часть. Это помогает ему прожить горе и очень четко структурировать время. Но дальше, когда этой опоры нет, когда люди перестают так активно поддерживать, может быть особенно сложно.

«В такой ситуации главное, что близкие, семья, друзья могут сделать, — это быть с человеком и дать ему понять, что они сейчас с ним, даже если ему хочется молчать и не взаимодействовать», — говорит Юлия Шмырова. Большую роль, по ее оценке, играет даже просто помощь в быту, так как человек в стадии горевания, особенно шокового периода, может переставать есть, умываться. А это те вещи, которые помогают вернуть контакт с реальностью: простой душ, горячий чай, тарелка супа уже помогают вернуться в тело и начать проживать и выражать эмоции, говорит она.

Бывает так, что люди пугаются и думают, что лучше ничего не говорить и не напоминать, лучше делать вид, что ничего не произошло. Но это плохое решение, уверена Анастасия Левикова. В книге «Молчаливое горе. Жизнь в тени самоубийства» Кристофер Лукас и Генри Сейден так описывают свои разговоры с родными погибших:

Но важно слушать без оценки, упреков и непрошенных советов. «Нужен искренний интерес — чувство, свободное от готовых мнений (пресуппозиций) о том, что именно человеку следует чувствовать, порождающее желание узнать, что он или она чувствует и думает в действительности», — пишут авторы книги «Молчаливое горе». «Не надо говорить: „Я понимаю, я знаю, что ты чувствуешь“ или „Время лечит“, рассуждать о личности умершего или расспрашивать подробности, как это было, — говорит Анастасия Левикова. — Не нужно также спрашивать, употреблял ли он наркотики, было ли заметно что-то такое по его поведению». Эта информация нужна спрашивающему, чтобы успокоить собственную тревогу, чтобы предотвратить это в своей семье, говорит Левикова.

В такой момент важно просто слушать без осуждения, критики или трансляции своих предубеждений. Чтобы оказать наиболее полезную поддержку, нужно отказаться от любых предвзятых представлений о самоубийстве.

Если человек готов поговорить, можно сказать: «Я вообще не представляю, что ты чувствуешь, через что ты проходишь, но я хотел бы быть тебе полезным» или «Я хотел бы быть рядом с тобой», говорит Анастасия Левикова.

Нужно предлагать ту помощь, которую вы реально можете оказать. Причем лучше предложить что-то конкретное: «Хочешь, я погуляю с детьми в выходные?» и то, на что действительно есть силы. Но важно понимать, правда ли вы готовы быть рядом, не осуждать, не заваливать человека расспросами, не делиться своим опытом без запроса и выдержать чужие эмоции.

Например, горюющий в гневе может негативно высказываться о погибшем. Если тот, кто решил поддержать горюющего, тепло относился к погибшему, ему может быть сложно выдержать такие эмоции. Важно помнить: поддержку стоит оказывать из устойчивого состояния, и если одному больно от слов другого, то стоит подумать, как позаботиться о себе, и, возможно, запросить поддержку уже для себя, отмечает Анастасия Левикова.  

Злость может возникать как нормальная реакция осмысления горя. Однако при этом тот, кто поддерживает, не обязан раниться и терпеть. Важно замечать, где он чувствует несогласие, негодование, и при этом понимать, что такая реакция — не про него и не про горюющего. Иначе это может привести к разрыву контакта, и горюющий останется в одиночестве. 

«Эта злость никак не разрушает вашего отношения к умершему, не очерняет самого умершего, это часть отреагирования того, кто горюет, — говорит Елизавета Гетманская. — Сейчас он злится, ему сейчас плохо. Когда нам плохо, у нас может быть самый разный спектр эмоций, трудных для переживания. Злость — это один из них».

В такой ситуации важно не пытаться напрямую оспаривать слова горюющего, разубеждать его или стыдить. Если поддерживающий чувствует, что не справляется, можно мягко отстраняться или делиться альтернативными взглядами на ситуацию, если горюющий готов их слышать и явно запрашивает, чтобы с ним поделились какими-то идеями и другими моделями восприятия, добавляет Елизавета Гетманская. Если горюющему важно просто высказаться и выплеснуть эмоции, то лучше позволить ему это сделать и не спорить. После выражения можно предложить свой взгляд, добавляет она: «Например, сказать, что я все равно ценю эти отношения с умершим, он все равно важен. Возможно, это найдет отклик и у того, кто злится. Возможно, что эмоции будут переключаться туда-сюда. Это тоже нормально».

Анастасия Левикова предлагает сказать горюющему: «Мне очень страшно тебе говорить, ведь я не хочу тебя ранить, но мне очень больно слышать как ты ругаешь [умершего]. Твой гнев понятен, и в нем нет ничего плохого, но, как оказалось, мне тоже очень тяжело. Если хочешь, мы можем вместе придумать к кому еще можно обратиться за поддержкой в такой ситуации, чтобы ты не оставалась/оставался один на один с горем».

Кроме того, Анастасия Левикова советует заранее подумать о том, как заметить и сказать, что вам надо позаботиться и о себе, потому что вы больше не можете слушать о потере. Например, можно сказать: «Мне очень неловко/страшно тебя обидеть, но я чувствую, что в ближайшую неделю я не смогу с тобой общаться, потому что мне тоже очень непросто».

Стоит предлагать горюющему свое общение, но форму этого общения — то есть вытащить ли его из дома, или приехать и приготовить этому человеку что-то, или посмотреть вместе с ним фильм, или посидеть с ним молча — стоит обсуждать с самим человеком, говорит Елизавета Гетманская. Не всем горюющим важно находиться только в состоянии скорби и траура. Поэтому кому-то можно предлагать активности, не связанные с горем, например, можно попробовать предложить пойти в кафе или в кино.