«Практически все местные принимают нас за мародеров» В Оренбургской области сотни животных оказались в зоне затопления. Вот что рассказывают волонтеры, которые их спасают

В начале апреля в Орске — втором по величине городе Оренбургской области — во время паводка прорвало две дамбы на реке Урал. По последним данным, в зоне подтопления оказались больше десяти тысяч домов, порядка шести с половиной тысяч человек эвакуировали, около ста человек обратились за медицинской помощью. Сейчас в зоне затопления работают десятки волонтеров. Кооператив независимых журналистов «Берег» поговорил с теми, кто спасает животных, оставшихся на привязи в будках, оказавшихся запертыми в вольерах и жилых домах.

Антон

Оренбург

Наша Оренбургская область — это по сути степь. У нас есть речка Урал, которая уже несколько десятков лет постепенно пересыхает — в некоторых местах мы ее могли перейти пешком, не промочив нижнее белье. Там, где сейчас разлился Урал, где был паводок, мы ходили пешком. Жители Оренбурга сроду не думали, что могут подвергнуться такому наводнению! Последний такой потоп был в 1994 году — я его застал, но [из-за того, что был ребенком, как следует ничего] не помню. 

У моего друга Виктора, с которым мы сейчас ездим на лодке и спасаем животных, есть дача. В субботу он мне позвонил: поехали, говорит, смотреть участок — его затопило. Приехали, спустили на воду лодку, посмотрели, как вода приходит, имущество в доме подняли наверх, машину насколько могли спасли [переставив на возвышенность]. И пока мы двигались обратно по этому СНТ, слышали лай брошенных собак, видели кошек, и понимали, что если вода начнет приходить, животным будет тяжело. На следующий день встали, узнали, что вода поднялась еще сильнее и не раздумывая созвонились: «Вить, едем помогать?» — «Едем». Все, собрались и поехали. 

Лодка у нас обычная, три дня плавали на веслах. В первый день Виктор взял лодку у своего знакомого, но ее надо было возвращать, людям она тоже была нужна. Пообзванивали знакомых у кого есть лодка — один сказал, что может продать. Мы ее купили, на ней теперь и плаваем. Вышло недорого, 30 тысяч — учитывая, какие потери люди сейчас несут… Купили только с этой целью — чтобы попробовать кому-то помочь. 

В первую очередь думали спасти людей, но люди в СНТ понимали, что вода идет: все, кто хотел, сами эвакуировались. У тех, кто остался в поселке, есть свои лодки, есть знакомые [которые могут их забрать]. Хотя в понедельник мы шли по воде, и нам кричит мужчина: «Парни, парни! Можете меня с собой забрать на сушу?» Говорит, его друг привез, уехал, а дозвониться до него не получается. Ну, вывезли. 

Ситуация везде разная: есть дома, которые затопило до второго этажа, где-то — до середины первого, где-то — по колено. Все, что живое и что нуждается в помощи, мы пытались с собой забрать. Но животных много еще и на тех участках, куда вода пока не подошла. Таких собак и кошек мы не брали: они находятся на своем участке, не подвергаются пока никакой опасности, и на сегодняшний день им ничего не угрожает. Заберешь такую кошку — а через час-два приедет хозяин. 

Но вода прибывает очень быстро: вчера там была еще суша, а сегодня затопило. Поэтому на всякий случай все участки с животными мы запоминали, а забирали только тех, кто находился в критическом состоянии: [когда выбор был] или мы забираем, или животное погибнет. 

Мы ездили искать животных и по просьбам владельцев. На одно животное уходит час-два: пока до него доберешься, пока найдешь, пока на веслах вывезешь на сушу. Например, нам дали информацию, что на участке [заперты] две кошки. Одну нашли за подушками [в доме], она нам все руки расцарапала, но это мелочи. Главное — спасли. Вторую тоже нашли, но было уже поздно — она в воде плавала, погибла.

Весь процесс [спасения животных] обязательно надо снимать на видео: мы же заходим на чужой участок с болгаркой, спиливаем замки. Кто-то подумает, что мы не спасаем, а под шумок мародерствуем. Практически все местные жители, которые еще остались на дачах, принимают нас за мародеров. Проявляют агрессию, сходу задают вопросы: «че хотели», «че лазаете»? Приходится объяснять, что мы с благими целями. 

Слава богу, мы вышли на председателей этих СНТ, на начальника охраны, согласовали с ними все действия. Так что когда у местных возникают вопросы, мы ссылаемся на этих людей. Им при нас звонят, называют наши имена [и получают ответ, что все в порядке]. 

Помимо таких, как мы, действительно есть люди, которые пользуются ситуацией и обворовывают дома. Местные жители нам рассказывали, что [люди] в форме МЧС ходили по дачам и воровали. То есть не сами спасатели, а просто ряженые — может, купили форму, может, сами эти буквы на спецовке написали. 

Артем

Орск

Когда произошел прорыв дамбы, стало понятно, что будет массовое затопление домов. У меня есть лодка с мотором — я решил, что нужно выехать к месту происшествия и помогать.

Написал в инстаграме, что выдвигаюсь с лодкой, и буквально в течение 15 минут на меня обрушилось огромнейшее количество звонков. Я пытался на холодную голову все это обрабатывать. Тех, кто просил просто посмотреть на дом или сфотографировать, отсеивал: принимал в первую очередь обращения [по спасению] людей. А когда понял, что таких [запросов] почти нет, начал обрабатывать и адреса по животным. 

Звонили очень много — поступало порядка ста звонков в день. В южной части города (имеются в виду Советский район, южная часть Орска, — прим. «Берега»), где я работал в воскресенье и понедельник, по моим подсчетам, было больше 30 [частных] лодок: кто-то выплывал спасать свое имущество, кто-то помогал другим. 

Местные жители обращаются к волонтерам, потому что у многих нет выбора. Кому они дозвонились и кто принял их «заказ», тем они и рады. У МЧС основная работа направлена все-таки на проверку безопасности людей. Они проверяют дома, доставляют гуманитарку на островок безопасности на Советской, курируют [территории и охраняют их] от мародеров. Хотя кошек и собак в лодках МСЧ я порой тоже видел.

Течение было сильное. На совсем маленьких лодочках с веслами [было опасно передвигаться] — их просто смыло бы куда-то в поля. Но я видел, что к моторным лодкам цепляли на трос простые маленькие надувные лодочки без моторов и тащили за собой, чтобы туда складывать какие-то вещи, сажать людей, животных и буксировать.

В воскресенье с утра [мы с волонтерами] сняли с крыши мужа с женой на Форштадте — это как раз зона самого [серьезного] подтопления [в Орске], буквально метров 300 от прорыва дамбы. Они жили в палатке на крыше [своего дома], до них уже практически добралась вода. Мы перевезли их на сухую землю, а после начали уделять больше времени животным, потому что людей уже начали спасать [сотрудники МЧС]. 

Домашние животные, уличные, бродяжные — было не разобрать, спасали всех. Они [спасались от воды] на крышах домов и сараев, плавали на бревнах, которые повсплывали с участков. Встречал на сараях птицу: залезал за собакой, а там же были еще и курицы. Но их поймать невозможно — разбегаются. Гуси, утки — спокойно плавают, пьют водичку, чувствуют себя нормально на воде. 

Ко многим [животным] было невозможно добраться из-за заборов, которые торчали над водой — с лодки их было не перепрыгнуть, хотя очень хотелось. Были животные, которые не давались в руки: убегали, уплывали. 

Конечно, были моменты, когда [нам] скидывали адреса домов, где были заперты животные, но дом был уже затоплен по крышу, под потолок — было понятно, что животное не спасти. Забрать крупных собак, которые проявляли агрессию, тоже не было возможности, потому что они кибрились (сопротивлялись, — прим. «Берега»), кусались.

У меня [среди спасенных] были только кошки и собаки, но я видел, что более мощная лодка спасала корову. Ее, бедную, порядка 300 метров протащили за рога до островка безопасности на Советской [улице], но вроде спасли, откачали.

Елена

Оренбург

В Оренбурге очень много волонтеров, [помогающих бездомным животным], и все кучкуются по разным группам. Я [состою] в группе «ДоброДом». Шестого апреля поступила информация, что приют «Оренбургские дворняги» с бездомными собаками, который находится за городом, затапливает. Мы срочно стали собирать людей, искать лодки, машины. Договаривались, кому [из волонтеров] помочь добраться туда, кого подобрать по пути. Найти лодки было очень сложно, тогда мы стали кидать запросы по пабликам Оренбурга, чтобы [их подписчики] помогли кто чем может. В итоге молодые люди [работающие в компании интернет-провайдера] «Уфанет» помогли с лодками. Еще нашлись мальчишки из частных домов [у кого они были].

Пока мы собирались, уже начало темнеть, а на дорогах — переливы. Подъехать близко к приюту мы не могли, пришлось бросать машины и идти до приюта еще минут пять-десять: по железнодорожным путям, по насыпи, по камням. И уже [неподалеку от здания] мы ждали, пока нам на лодках переправят собак. Их [привозили] по одной-две, и волонтеры принимали их [на суше]. 

Собак было очень много, около 60. Все напуганные, мокрые — соответственно, они проявляли агрессию. А у нас было очень мало поводков, ошейников — пришлось завязывать им пасти тряпками и чем попало, чтобы никого не перекусали. Собаки там все большие, очень тяжелые. Мы, девчонки, одну собаку от лодки до машины втроем тащили. 

С учетом веса [животного] путь только до машины занимал минут 30. А в общем, чтобы спасти одну собаку — то есть доплыть до нее на лодке, посадить в лодку, переправить, передать нам и дотащить до машины, тратилось около часа. Под конец мы нашли человека, который стрелял в агрессивных собак, которых трудно было поймать, дротиками со снотворным. Это делалось, чтобы они не бегали по вольерам, да и спящей собаку легче перевезти. Мы работали там до двух часов ночи [воскресенья]. Некоторые собаки вырывались и убегали, но бежать [из-за воды] некуда, и они слонялись рядом. Всего убежали около шести собак, но к понедельнику их уже должны были поймать.

На следующий день, 7 апреля, мы спасали питомник «Хаски» — он тоже под Оренбургом, на берегу реки Сакмара. Вывозили оттуда 43 собаки. Бросили клич в группу накануне, что мы собираемся [выезжать на место] в 11 утра, все [волонтеры] начали подтягиваться. Люди уже наученные: каждый брал с собой поводок, ошейник, пледы — потому что собаки мокрые. Хаски, кстати, было проще спасать, потому что они более спокойные и добродушные. Хотя одна собака покусала волонтера. 

Все животные, которых мы спасли, живы. Может быть, не здоровы, но живы все. Всех хаски по одной-две люди разобрали в частные дома и квартиры: я получала адрес и на машине довозила животных. Недавно сотрудник УФСИН предложил вольер [для служебных собак], где можно разместить [спасенных животных], туда мы уже тоже отвозили.

Дворняг мы разместили в приюте «Филимоша»: нам предоставили большое здание, оно находится в городе [Оренбурге], его не топит. Но здание холодное, неотапливаемое. Мы сейчас возим туда корма, миски, воду, подстилки, солому, чтобы собак [лежащих] на бетонном полу еще сильнее не простудить. 

Сейчас этот приют переполнен: там около 200 собак, а животных [из затопленных частей] продолжают спасать. Поэтому мы ищем, кто может приютить животных дома. Пишут в группах, допустим: «Могу одну-две собаки взять» или «я могу взять кошку». По всем соцсетям штудируешь десятки групп, созваниваешься, забираешь животное с лодки и потом везешь [на передержку]. Выбираешь собаку, которую точно сможешь сам отвезти, не больше одной в машину — чтобы она смирно сидела и ни с кем не подралась. 

Просьбы о помощи волонтеры кидают по местным группам, люди реагируют. Удивительно, но некоторые люди до этого не знали, что есть такие сообщества помощи животным или [вовсе] называли нас «зоошизой», а сейчас обращаются: мол, помогите, у нас домашняя собака [на участке в зоне затопления] привязана, спасите. Сейчас мы оказались нужны.

Вадим

Оренбург

Три месяца назад я открыл зоотакси и начал заниматься перевозкой животных. Когда начался паводок, я уже понимал, что будет много брошенных. Сейчас, конечно, о деньгах речи не идет: нужно помогать спасать живые души. 

Люди звонят, просят помочь там, помочь здесь. Мы едем, спускаем лодки на воду и помогаем. Собаки все разные — какая-то сама на ручки пойдет, но таких процентов 10 максимум. Это только в кино бывает, что собачка сидит на каком-то маленьком острове, вокруг вода, проплывают люди, она хвостиком виляет: мол, заберите меня, прыгает в лодку, [спокойно] плывет с ними и хэппи-энд. В жизни это не работает. Собака до последнего защищает территорию. Она сидит на кирпичах, на будке, вода уже под пузо, лапы все в воде. Ты подходишь к ней на лодке, ласковыми словами зазываешь: «Милая, пошли! Мы тебя спасем, мы тебе зла не причиним». Нет, не работает. Она начинает кусаться, начинает защищать территорию, которую ей доверили бросившие ее хозяева.

Кто-то уехал в командировку: собака привязанная, соседка ее кормит, а когда пришла беда — получилось как получилось. Кто-то на войне убивает себе подобных — им не до собаки [когда-то брошенной на участке]. Кому-то откровенно плевать: ну топит и топит, «нам некогда спасать собачку». А в понедельник спасали двух собак — алабая и дворнягу, хозяин сам пришел за ними [на лодке]. Мужичок такой: в сапогах, на полупрохудившейся лодке, но пришел сам собак забирать.

Обычно волонтеры звонят и просят отловить какую-то собачку на суше — это тяжело, а на воде еще тяжелее. [Эвакуируем так:] я плыву на лодке, [вижу, что] стоит собачка на куче песка или на крыше дома. Забрать ее сложно: она не понимает, зачем я к ней подплыл. Она считает меня агрессором. Я достаю ветеринарное ружье — а она видит в нем палку и [думает, что сейчас] ее бить будут. Человек достал что-то и тянется к ней — она видит в этом угрозу. Я стою на лодке, вокруг потоки воды — это страшно, это апокалипсис, «Сайлент Хилл». Собака не идет, она настроена против тебя, но ее надо спасти. Нередко и кусают, несмотря на защиту. В основном собаки голодные — даешь им пищу, и они накидываются на нее. 

В понедельник еще курей спасали — вместе с хозяйкой вывезли 15-20 курочек. Видел, что и страусов спасали на дачах [поселка] Лесовод — это пригород Оренбурга.

В каких-то местах воды много, в каких-то — очень много, а в каких-то еще даже есть суша. Была собачка, которую мы искали пять часов — она была на суше, но вокруг вода. Есть люди, которым некуда забрать собак — они возвращаются, кормят их [и снова эвакуируются]. 

Мертвых животных много. В основном на дачах и в коттеджных поселках собаки живут на привязи в вольерах или в будках. Поднимается вода — собака на цепи прыгает на крышу будки, вода еще выше — и она тонет [потому что не может уплыть]. Или вольер: собака не привязана, но подходит вода, и животному деваться некуда — оно захлебывается. Одна собака захлебнулась у меня на глазах — был высокий забор, не получилось туда пробиться. Я не успел.