Владимир Квачков — полковник в отставке, который открыто выступает против Путина (но поддерживает войну) Вот его интервью

Владимир Квачков — полковник ГРУ в отставке, который поддерживает войну с Украиной, но выступает против Владимира Путина. Не так давно Квачкова оштрафовали за «дискредитацию» армии — а перед этим был арестован еще один «ультра-патриот» и соратник Квачкова Игорь Стрелков. «Берег» поговорил с Квачковым о войне, революции и российской армии.

Дисклеймер: «Берег» выступает против российского военного вторжения в Украину и считает призывы к разжиганию ненависти по национальному, расовому и любым другим признакам недопустимыми. Мы публикуем интервью полковника Квачкова, поскольку считаем, что оно имеет общественную значимость.

— На вас составили протокол о «дискредитации» армии. Понятно, за что конкретно? 

— Если я начну его комментировать, я буду вынужден раскрыть некоторые позиции защиты. Это даст возможность нашим процессуальным и политическим противникам более детально подготовиться.

Если говорить в общем, меня сейчас обкладывают административными делами. Юридически им [стороне обвинения в суде] будет сложно, потому что все-таки, скажу нескромно, у меня, кроме двух высших советских атеистических образований, третье — назову его тоже высшим — 11-летнее тюремно-юридическое. Есть такое зэковское выражение — «закрутить за болтушку», когда ничего не сделал, а на статью себе наговорил. Так вот, я в своих выступлениях стараюсь не давать повода прицепиться к моим словам.

У меня непогашенная судимость за вооруженный мятеж. Два административных взыскания в течение года позволяют им применить ко мне иную меру пресечения, в том числе арест. Вот такая борьба идет.

— То есть еще одна административка за год — и вас могут заключить под стражу?

— Да, если я не смогу доказать, что невиновен по этому административному делу. В общем, они переходят в стадию так называемого юридического удушения. Я не верю ни судам, ни прокуратуре, ни власти. Но это не означает мой отказ от борьбы. Я православный христианин и делаю то, что подсказывает совесть. А что со мной будет, решает небесная канцелярия, а не я.

— Планируете ли вы уезжать из России в случае обвинительного решения?

— Нет. Куда? Это моя страна, я в ней хозяин должен быть, и мы этим хозяином станем — мы, русские и другие коренные народы России.

— Вы ничего не будете менять в своей жизни? Очевидно же, что эта административка — сигнал.

— У меня позади 11 лет тюрем, лагерей. Я не менял ничего ни до тюрьмы, ни в тюрьме, ни после тюрьмы — кем был, тем постараюсь и остаться.

— И все-таки с чем связано само обвинение в «дискредитации»?

— Я зачитаю вам то, из-за чего, собственно говоря, все началось. Я возглавляю «Общероссийское офицерское собрание». И если говорить о нашем подходе — о так называемой дискредитации, — он заключается в следующем.

Еще в апреле 2014 года, когда я впервые сидел в колонии в Мордовии и узнал о том, что [Владимир] Путин как верховный главнокомандующий и как президент Российской Федерации, скажем так, ничего не делает [для полномасштабного нападения на Украину], я опубликовал статью — отправил ее из колонии через адвокатов. Она называлась «О недопустимости бездействия после операции в Крыму верховного главнокомандующего вооруженными силами РФ Путина и необходимости немедленного проведения стратегической военно-политической специальной операции на востоке Украины».

Там было сказано, что в результате тайных переговоров с Западом президент Путин негласно получил санкцию на право отстаивать российские интересы в Крыму в обмен на отказ от участия России в формировании общественно-политической обстановки на юго-востоке Украины.

В письме я предлагал инструменты по проведению «специальной военно-политической операции». У Путина тогда [весной 2014 года] было все: готовность населения юга и востока Украины принять российские войска, решение референдумов о вхождении Донецка и Луганска в состав Российской Федерации, как это сделал Крым; решение Госдумы и Совета Федерации о праве президента ввести войска на территорию Донецкой и Луганских республик.

Путин этого не сделал, хотя я предлагал ввести в эти области спецназ, и на этом бы все закончилось. Но мистер Путин восемь лет дал Западу, бандеровскому режиму в Киеве на восстановление, даже на создание вооруженных сил Украины для сегодняшней вооруженной борьбы. Ведь война началась в 2014 году. Она была заглушена позорными Минскими соглашениями и 24 февраля 2022 года вылилась в другой тип «специальных операций».

На предстоящем суде мы будем апеллировать к еще одному документу — он о том, кто кого на самом деле дискредитирует. Я написал его 24 марта 2022 года. Оно начинается так:

Я, полковник Квачков, ведущий научный сотрудник Центра военно-стратегических исследований Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации в 1999-2010-м годах и бывший командир 15-й бригады спецназа. Обращаюсь сейчас к офицерам Генштаба и командования специальных операций с целью оказать посильную помощь в успешном проведении и победоносном завершении специальной операции на Украине.

А завершается следующим: «Борьба за Малороссию будет успешной, если мы на танках БМП и БМД привезем на Украину правду — духовно-православную, национально-русскую и социально- экономическую. Без божьей правды победы не будет — ни военной, никакой другой. С Богом. Честь имею, полковник Квачков».

— Вам ответили?

— Ответа не было. Были контакты какие-то — некоторые [связи у меня после службы в Генштабе вооруженных сил] остались. Люди понимали, что это написано им.

Оно [обращение] от 24 марта 2022-го. То есть уже через месяц [после полномасштабного российского вторжения] стало ясно, что спецоперация окончилась неудачей. Я это говорю, как, простите за тавтологию, специалист по специальным операциям. Задача посредством специальной операции сменить руководство Украины провалилась в силу ряда причин — из-за того, что ее планировали не в Генштабе, а в администрации президента. А там бабло побеждает зло.

Путин может много врать. Мы понимали, что операция провалилась и нужно переходить к другому, открытому планированию полномасштабных стратегических военных действий по освобождению древнерусской земли. Украинская земля или малороссийская земля — это наша русская земля. Мы все оттуда вышли. Киев — мать городов русских. Кто говорит, что это другое государство… Во мне тоже течет украинская кровь, и белорусская тоже. Разделить триединый русский народ на какие-то отдельные народы — мягко говоря, ахинея. Мы различаемся диалектами, вот и все.

— Как вы поняли, что «спецоперация» проваливается? 

— Я защитил кандидатскую по спецоперациям. От других действий вооруженных и парамилитарных сил спецоперация отличается своей целью. В отличие от наступления и обороны вооруженных сил она нацелена на подрыв внутренней способности противника к сопротивлению. 

Начатая 24 февраля 2022 года операция действительно была специальной, потому что путем смены политического руководства на Украине должна была подорвать внутреннюю способность членов бандеровского режима представлять угрозу для Российской Федерации. Поэтому когда стало ясно, что Путин после подлого сговора в Стамбуле вывел войска из захваченных плацдармов — из Киевской, Сумской, Черниговской, Харьковской областей — стало очевидно, что [дальнейшее выполнение «спецоперации»] уже невозможно. 

Я испытал ущербность и стыд русского офицера, который видит, как наш народ на Донбассе, в Донецке, в Харькове, в Одессе уничтожается, а российская армия ничего не делает. Хотя [сначала] мне было радостно от начала спецоперации и я даже опешил, потому что не ожидал такой успешной операции по Гостомелю. Вообще-то, я закончил Киевское училище — разведфакультет Киевского высшего общевойскового командного училища. Все эти места мне известны.

— Неужели вам не больно было за то, что происходит в Киеве?

— Происходит с моим родным Киевом, с моим родным украинским, малороссийским народом. Его превращают практически в фашистов, нацистов, их превращают в укронацистов. Мне это было больно. А когда начались боевые действия… 

Ну, знаете, в Германии разве не было больно немцам, когда мы начали бомбить их, освобождать немецкую землю? Еще как было больно. Говорить о боли мирного населения, я думаю, несопоставимо по значению. Когда начинается война, вопрос о боли мирного населения отходит на второй план. Победа решает, победой снимается боль. И мне было очевидно, что только победой, то есть сменой режима в Киеве, будет снята боль за то, что из Украины сделали вражеский плацдарм против русского мира.

Поэтому, когда Путин вывел оттуда войска, откуда нужно было развивать наступление, стало ясно, что спецоперация не получилась. А выведены они были потрясающе безграмотно, бездарно и даже преступно.

Стало ясно, что спецоперация закончилась. [В Украине] остались работать Генштаб, СБУ, радиостанции, телевидение — вообще все, что является объектами специальных операций, осталось неповрежденным. Когда я понял, что все сворачивается и выводится — это был ужас, просто ужас. Стало ясно, что нужно готовиться к большой затяжной войне с Украиной. Сама Украина ничего военного собой не представляла, но мы понимали, что за ними стоит НАТО, США, весь Запад.

19 мая 2022 года мы («Общероссийское офицерское собрание») заявили, что с воодушевлением поддержали решение Путина провести спецоперацию, но она завершилась неудачей. В связи с этим мы потребовали:

• ввести военное положение во всех субъектах РФ, имеющих границу с НАТО;
• ввести положение о территориальной обороне;

создать государственный комитет обороны, ставку верховного главнокомандования;

• провести частичную мобилизацию на всей территории Российской Федерации;
• немедленно принять постановление об отмене моратория на смертную казнь.

— Ну ясно.

— Мы обратились с этим письмом к президенту РФ, патриарху и другим людям с требованием незамедлительно принять меры к резкому повышению боевой мощи наших вооруженных сил, к усилению обороноспособности России.

— К патриарху-то зачем?

— Мы же говорим о правде. Мы же понимали, что эта бандеровская власть будет громить. Нам было ясно, если такая ситуация будет продолжаться, то первое, что будут делать наши враги на Украине — это убивать православную веру в русском православном народе Малороссии. Вот почему мы обратились к патриарху. Потому что церковь даже в сталинское время, которое любят хулить, поддержала Отечественную войну. 

Из администрации Путина ответили: «Ваше письмо направлено в Министерство обороны». Мы говорили о введении военного положения — этим занимается верховный главнокомандующий и президент, а не министр обороны. Мы говорили о мобилизации — ее объявляет президент и верховный главнокомандующий, а не Минобороны. Мы говорим о переводе страны на военные рельсы — я все полтора года живу в Москве, а у нас до сих пор как будто и войны нигде нет. Страну нужно переводить на военные рельсы, но Путин отказался от этого. 

Уже один [украинский] корабль целый флагман топит, обстреливают [российскую] территорию — и якобы сейчас нет никакой войны на Украине! Хотя боевые действия ведутся уже в Брянске. В Москву дроны прилетают. Налицо ведение войны противником, а гражданин Путин то какие-то выставки открывает, то поехал на Север. Он не при делах. То есть идет война, а верховный главнокомандующий говорит: «Это не мое дело, это дело министерства обороны». И все это называет «специальной операцией», хотя специальная операция закончилась почти полтора года назад. 

Тогда «Общероссийское офицерское собрание» выпустило заявление о том, что Путин в нарушение закона уклонился от исполнения обязанностей верховного главнокомандующего и самовольно переложил обязанности на министра обороны. А [министр обороны Сергей] Шойгу проявил такую неспособность к управлению вооруженными силами в мирное и в военное время, что это вызывает опасение за весь нравственный и умственный уровень нынешнего государственного управления.

Мы дали этот анализ с фактами, с цифрами. Мы же знаем, что говорим — мы офицеры, а не, скажем так, гражданские лица. Так что нас пытаются обвинить в «дискредитации вооруженных сил» за то, что мы в ОСС в течение полутора лет указываем власти на то, чего они преступно не делают, и предлагаем это сделать.

— Вы упомянули, что у вас остались контакты в силовых ведомствах, которые активно принимают участие в войне. Вы с ними поддерживаете отношения? 

— На такие случаи есть шутка: адреса, пароли, явки.

— Можно без явок, но это интересно.

— Очень интересно, а трем буквам [вероятно, ФСБ] еще интереснее. Без комментариев.

— Интересны их настроения.

— Оценить ход боевых действий ведь могут только те, кто знает, как их вести. Нам этого сейчас не дают. Поэтому все больше людей на фронте начинают понимать, что это не просто там болваны какие-то что-то не делают. Это вся система.

Во время Великой Отечественной войны — а она была внезапная — советскому руководству пришлось срочно эвакуировать промышленность на восток из захваченных немцами районов. И уже через полгода заводы работали. А у нас до сих пор в Китае покупают беспилотники, переделывают их и отправляют на фронт.

Поэтому настроения такие: все больше людей понимают, что так воевать нельзя и что нынешнее руководство России преступно бездействует.

— Вы регулярно вели эфиры со Стрелковым и комментировали ход военных действий. Не стеснялись там в выражениях.

— Мы все-таки стеснялись. Я почти не стеснялся, Игорь Иванович стеснялся — он не трогал Путина. Тронул Путина — и получил ответку.

— Сейчас его обвиняют в публичных призывах к экстремизму. Что вы думаете об обвинениях Стрелкову?

— Да. Статья 280 часть 2 УК («публичные призывы к экстремизму с использованием интернета»). Там есть что-то открытое, а есть невидимое. Так вот открытое — это что он якобы призывает… Игорь Иванович где-то там оговорился. И прицепились к фразе, что кого-то «расстреливать нужно».

Это было сказано в сердцах, может быть, в запале. Ну, говорят же, «тебя убить мало». Игорь Иванович это выражение употребил. За то, как готовятся [российские] вооруженные силы — убить мало. Ну, он же не призывает их убить в самом деле. Но этого хватило, чтобы обвинить его в призывах к экстремизму. Вот он назвал Путина…

Напомню, мне за попытку вооруженного мятежа дали 13 лет [впоследствии срок сократили до восьми]. А за реальный вооруженный мятеж [Евгения Пригожина]— человека [пригласили] в Кремль на беседу. Поэтому Игорь Иванович, как и я, сказал, что у нас закон о вооруженном мятеже действует избирательно. Поэтому «Общероссийское офицерское собрание», «Клуб рассерженных патриотов» собираем подписи в его защиту.

Стрелков тоже знает эту войну, спецоперацию с точки зрения специальных служб, был министром обороны Донецкой республики в 2014-м. Он хорошо знает эту тему, говоря самым общим языком. И закрыть ему рот? Да, теперь он молчит, теперь они хотят то же самое и со мной сделать. Они посадили человека из другого лагеря. То есть все, что сейчас не совпадает с мнением телевидения, [заглушается]. У нас есть такое средство массовой информации — «тельавидение».

— Не поняла последнюю фразу.

— В России «тельавидение» выполняет функции телевидения, я бы так сказал. Вы знаете, [гендиректор Первого канала Константин] Эрнст — он оттуда, этнический еврей. И [российский телеведущий, пропагандист Владимир] Соловьев — еврей. Вообще есть такая шутка: хочешь убедиться, кто правит Россией, подойди к выключенному телевизору. Плюнь на экран, а потом включи — на экране появится еврей или еврейка.

— Это очень странная штука.

— Она вот такая, понимаете, телевидение — вот это поэтому «тельавидение».

— Вернемся к вопросу. Вам не кажется, что дело против Стрелкова — начало арестов людей из, как вы сами сказали, другого лагеря? Активных сторонников войны. 

— Кажется.

— Вас судили за подготовку вооруженного мятежа. Интересно ваше мнение о мятеже Пригожина с технической точки зрения.

— Блестяще. С военно-технической точки зрения это блестящая специальная операция. Но проводил ее не Пригожин. А кто проводил — уже это фамилия известная, не буду ее называть. Это офицер спецназа, который в ЧВК занимается планированием специальных операций.

— Который Вагнер, собственно? Уткин?

— Да, который Вагнер, скажем так, наверное. Я не знаю фамилию. Не принято у нас называть фамилии. Дело в том, что с точки зрения организации овладения Ростовом-на-Дону, штабом Южного военного округа, организацией колонны движения на Москву, организации марша — а это был почти 700-километровый марш, организации комендантской службы, организации ПВО… Все проводилось с высокой степенью квалификации и управления. А с точки зрения политической…

Ведь если Пригожин смог захватить в Ростове штаб Южного военного округа с начальником штаба ГРУ и замминистра обороны, то что ему стоило прийти на телевидение, которое охраняется десятком полицейских, и обратиться к народу? Почему он не поднял казаков? Этого не было сделано.

— Почему, на ваш взгляд?

— А он же оттуда же, из того же клана. ЧВК Вагнера вообще была немыслима в Советском Союзе. У нас вообще не было частных компанией, потому что все наши задачи за рубежом советское государство решало при помощи национально-освободительных движений, то есть идеи. Никакой идеи у этих барыг в Кремле нет. Поэтому они делают все деньгами, в том числе и в Сирии, и в Ливии, и в ЦАР, и в других местах. Управляющий блок ЧВК Вагнера прошел там хорошую школу. Поэтому по своему уровню управления они были выше той армии, которую Путин разгромил. 

В путинском клубке друзей нет людей, живущих ради духа, ради бессмертной души, ради Христа. Там только деньги. Верхушка эта — просто один еврейский олигархический клан, который создал свою армию. И есть другой олигархический клан, под руководством Шойгу. Они конфликтуют.

С точки зрения войны ЧВК Вагнера — высоко организована и эффективна, а с точки зрения внутренней политики это структура, скажем так, борьбы членов сионистских кланов в Кремле.

— Как бы вы охарактеризовали Пригожина?

— Я это не буду комментировать. Человек, который за мошенничество сидел в тюрьме, создал все-таки за государственные деньги хорошую структуру. Путин — в политическом плане ставленник определенных олигархических кругов.

Сейчас ЧВК Вагнера перешел в Белоруссию. Какую роль он там будет выполнять? Очевидно, что не дорожное движение регулировать. Сам по себе Пригожин мне мало интересен. Меня интересует структура, которую он возглавляет.

— Как вам кажется, есть ли сегодня у вооруженного мятежа в России шанс на успех?

— Конечно, есть. Только не «вооруженный мятеж» — я говорю о специальной военной операции. Если говорить о военной составляющей, все революции можно назвать специальной военно-политической операцией.

— Ну, если хотите, назовем это так. Шансы на повторение подобного сценария после Пригожина выросли?

— У природы и общества есть два пути развития: эволюционный и революционный. Если эволюционные пути убиты… А арест Игоря Ивановича Стрелкова — еще одно подтверждение того, что нынешняя власть не желает слушать несогласных с ней людей. Идти в суд — бессмысленно, но бороться нужно. Выборы — просто фарс и фальшь.

В политическом плане остается только революционный путь. А это специальная военная операция в военно-политическом плане. Нельзя же остановить развитие. Можно закрыть крышку котла — пар будет увеличиваться. В конце концов крышку сорвет.

— В интервью на «Эхе Москвы» вы называли Чубайса «национальным изменником и предателем». Довольно популярный в России термин сейчас. Кого бы вы еще отнесли к категории «национальных изменников и предателей»?

— Откройте состав администрации президента, правительства Российской Федерации, Центрального банка — все оттуда, прямо по списку.

— Вот вы поддерживаете войну. Вы лично как участвуете в ней?

— «Общероссийское офицерское собрание» оказывает гуманитарную помощь. У нас в штабе висят благодарности от людей. Собираем лекарства, дроны, ведем подготовку по необходимым специальностям…

— Ведете подготовку кого конкретно?

— Что за вопрос? Пароли, явки вам. Мы не имеем доступа к вооруженным силам. Конечно, люди понимают, что нужно готовиться к каким-то событиям, проводить военную подготовку.

— Вы имеете в виду войну в Украине или какие-то потенциальные события в будущем?

— Мы все понимаем, что война — это начало крупных событий в России. Война всегда обостряет противоречия. Она обострила их до такой степени: если нет эволюционного пути развития в России — будет революционный. Вот и все.