«Это очередной жест устрашения — здесь правам человека не рады» На журналистку Елену Милашину и адвоката Александра Немова напали в Чечне. Как это было — рассказывает глава «Команды против пыток» Сергей Бабинец

Утром 4 июля возле аэропорта Грозного журналистку «Новой газеты» Елену Милашину и адвоката Александра Немова избили неизвестные в масках. Милашина и Немов прилетели в Чечню на приговор Зареме Мусаевой, матери бывшего юриста «Комитета против пыток» Абубакара Янгулбаева и одного из предполагаемых основателей оппозиционного движения «Адат» Ибрагима Янгулбаева. Зимой 2022 года Мусаеву в Нижнем Новгороде похитили чеченские силовики и поместили под стражу в Грозном. В день нападения на Милашину и Немова ее приговорили к пяти с половиной годам колонии по обвинению в насилии в отношении полицейского. Кооператив «Берег» поговорил с руководителем «Команды против пыток» Сергеем Бабинцом об обстоятельствах нападения: Бабинец одним из первых смог встретился с Милашиной и Немовым 4 июля.

— Как вы узнали о нападении на Александра Немова и Елену Милашину? Насколько я поняла, вы были одним из первых, кто приехал к ним в больницу. 

— Около пяти часов утра мне позвонил Александр Караваев, один из защитников Заремы Мусаевой, и сообщил о том, что на Александра Немова и Елену Милашину возле аэропорта Грозного совершено вооруженное нападение, их избили. Я выехал на станцию скорой медицинской помощи.

Александр Немов встретил меня там, сидя в инвалидном кресле. Он был очень сильно избит, у него на голове была обширная гематома, все лицо в ссадинах, руки — тоже, на правой голени — большая повязка, намокшая от крови.

Он мне рассказал о нападении. По его словам, они прилетели рано утром в Грозный, взяли такси и поехали в город. По дороге их заблокировали три автомобиля, оттуда выскочили люди в черных балаклавах и одежде. Они выкинули из машины таксиста, сели сами за руль и отвезли их не очень далеко, на обочину. Там вытащили. Выпотрошили сумки. Елену и Александра сильно избили — били, как я понимаю, руками и ногами, в том числе полипропиленовыми трубами. Требовали разблокировать гаджеты и ноутбуки. Елена и Александр отказались. Елене Милашиной за это сломали пальцы. 

— Вы понимаете, как им удалось вызвать скорую, если у них забрали телефоны?

— Не знаю, честно говоря. Предполагаю, что либо кто-то остановился — потому что это возле дороги происходило — и помог. Либо они кого-то тормознули. Либо таксист, которого выкинули из машины, их довез. Не знаю. Я у ребят не спрашивал. 

После того, как поговорил с Немовым, я видел Елену Милашину. Она лежала в коридоре на каталке. Она была в обмороке, тяжело дышала, все лицо было залито зеленкой, волосы грубо острижены, одежда была грязная, а сама она — вся в синяках. 

Врачи оказали первую медицинскую помощь, дали обезболивающее. Ребятам стало немного полегче, они стали рассказывать, что произошло. Лена даже стала садиться на каталке. Ближе к середине дня даже смогла передвигаться пешком, медленно. 

Около 11 часов приехал Мансур Солтаев, уполномоченный по правам человека Чеченской Республики. Он возмущался тем, что произошло. Говорил, что правоохранительные органы уже поднялись и будут искать нападавших, они изымут видеозаписи — там, где избили Александра и Елену, много видеокамер дорожного наблюдения. 

«Новая газета» вместе с нашей помощью организовала вывоз Елены Милашиной и Александра Немова в Беслан на автомобиле скорой медицинской помощи. На уши были подняты очень многие. Елене Милашиной звонила уполномоченный по правам человека Российской Федерации Татьяна Москалькова. Она звонила и Мансуру Солтаеву — он при нас с ней разговаривал. Он лично сопроводил автомобиль скорой помощи до Беслана. И поручился, что безопасность Елены и Александра теперь чуть ли не в его руках — [что] он будет обеспечивать и обеспечивать эту безопасность. 

— Почему вывезти решили именно в Беслан?

— Честно говоря, не знаю. Это была инициатива редакции «Новой газеты». Я думаю, в любом случае в Чеченской Республике им было бы небезопасно находиться. В Беслане есть хорошая больница, в которой принимают в том числе жертв террористических актов, там очень хорошие специалисты. И это ближайшая к Грозному крупная профессиональная больница.

Плюс, Беслан — это территория республики Северная Осетия. Это наиболее безопасное место сейчас из ближайших к Грозному регионов. 

— Как Александр и Елена сейчас себя чувствуют?

— Когда я посадил их на скорую, они сами смогли сесть, но было видно, что им тяжело. Они правда очень сильно избиты. Я давно не видел, чтобы людей так сильно избивали — и это с моим опытом работы в «Команде против пыток».

Насколько я знаю, они уже приехали в Беслан, их уже начали принимать врачи. Я сейчас к ним еду. 

— Как и у многих, у меня возникает вопрос, с чем вы связываете это нападение? Оно произошло из-за дела Заремы Мусаевой или оно тут ни при чем?

— Я думаю, что это не из-за дела Заремы Мусаевой. Я думаю, что это в том числе из-за дела Заремы Мусаевой. В целом — из-за публикаций Елены Милашиной, «Новой газеты», которые совершенно правдивы и некомплиментарны к руководству Чеченской Республики. Там была правда о том, что происходит с правами человека. Поэтому я думаю, что это связано с профессиональной деятельностью журналистов и правозащитников. Очередной жест, уже довольно жестокого, устрашения — здесь правозащитники не нужны, здесь правам человека не рады. 

— Это далеко не первое нападение на правозащитников и журналистов, в том числе Елену Милашину…

— Да, и на нас нападали. Нам офисы сжигали, избивали тоже. 

— Да. Но на ваш взгляд, никаких кардинальных изменений в этой ситуации нет?

— У власти остаются те же самые люди, какое изменение может быть? Еще, конечно, неизвестно, кто это устроил. Но люди, которые напали сегодня на Елену и Александра, — скорее всего те же самые люди, которые совершали все предыдущие нападения. Либо руководство у них одно и то же. Поэтому я думаю, они преследуют одни и те же цели на протяжении большого количества времени. Они не хотят слышать правду о том, что «король голый». Вот и все. 

— Отдельно хочу спросить про Зарему Мусаеву. «Команда против пыток» с самого начала участвовала в ее деле. Насколько я понимаю, у нее было много адвокатов. Сталкивались ли они с проблемами в связи с этим делом?

— Дело Заремы Мусаевой началось с применения насилия к адвокату. Когда полицейские приехали [из Чечни] в Нижний Новгород, чтобы забрать Зарему Мусаеву и [ее мужа, бывшего судью] Сайди Янгулбаева из их квартиры, там был я, мой коллега Олег Хабибрахманов и адвокат Наталья Добронравова. Как говорит Добронравова, полицейские тогда ее ударили в глаз.

Полицейское насилие проходит тонкой красной линией через все это дело. И закончилось оно тоже насилием. 

Адвокатов [в деле Заремы Мусаевой] действительно было много. Сейчас в процессе остались Александр Немов и Александр Савин. Каждый раз, когда адвокаты прилетали в Грозный, они жаловались на то, что за ними ведется открытая слежка: за ними ходили люди в гражданской одежде, ездили машины. Слежка была постоянная. И ясно было, что это дело привлекает много внимания местного силового блока. 

Но почему решили такую «вишенку на торте» оставить, чтобы еще раз привлечь внимание к проблемам, которые существуют в республике, я не знаю. Честно говоря, это выглядит очень глупо и странно. Делу по-хорошему нужно было дать закончиться приговором. И откровенно говоря, не было бы такого общественного резонанса, если бы была опубликована только новость о том, что Зареме вынесли приговор. 

— Зарему Мусаеву приговорили к пяти с половиной годам колонии. Как вы думаете, что будет с ней дальше? Знаю, что у нее есть проблемы со здоровьем. 

— Сама Зарема находится в бодром расположении духа. Сегодня улыбалась, когда меня увидела. Мы с ней не виделись ровно с того момента, как ее задержали. Она была очень рада. 

С ее болезнью [диабет второго типа с осложнениями] отбывать наказание в исправительной колонии нельзя. Ее должны отпустить. Мы планируем обжаловать приговор, поскольку считаем, что она полностью невиновна. Сейчас с ней встретятся адвокаты и выяснят ее позицию по делу. Надеюсь, Верховный суд, апелляционный и кассационные инстанции изучат дело и примут все-таки правомерное решение. 

— Вы думаете, это все еще возможно?

— Знаете, надежда умирает последней. Я не хочу терять последнюю ниточку, а то будет совсем грустно. 

— Вы сами сказали, что ситуация не меняется. А что вы думаете о перспективах работы в Чечне для журналистов и правозащитников? Кажется, что делать это все страшнее и все меньше людей будут решаться на это, нет?

— Да, страшнее. Да, опасно. Да, сложно там работать. И не совсем ясно, как. Но мы будем продолжать нашу деятельность, потому что там остаются люди, которым нужна помощь.