Соблазн провокации Кандидат политических наук Михаил Троицкий — о том, почему бунт Пригожина не снизил, а наоборот, увеличил опасность ядерных угроз со стороны Кремля

Попытка вооруженного мятежа в России вызвала в странах Запада не злорадство, а беспокойство. Любая внутренняя дестабилизация в России воспринимается другими крупными державами прежде всего в контексте контроля над ядерным оружием. Волнения, путчи и мятежи заставляют думать о том, что теперь придет в голову тем, кто контролирует ядерное оружие и в чьих руках оно может оказаться на следующем витке событий. Дискуссия о допустимости применения Россией ядерного оружия началась в российском экспертном сообществе еще до мятежа. Откровенно популистские угрозы, звучавшие в прошлом, сменились более продуманными и потому более пугающими заявлениями. Кандидат политических наук Михаил Троицкий отмечает, что мятеж создал для этих угроз новый контекст.

Около месяца назад близкие к Кремлю эксперты заговорили об «ограниченном» применении ядерного оружия, явно осознавая, что продолжение войны против Украины может принести российской армии новые неудачи. Так они предлагали быстро завершить боевые действия в пользу России. Теперь российские власти чувствуют себя в еще большей опасности: мятеж, пусть и на короткое время, поставил под сомнение единство силового аппарата. Можно в любой момент ожидать, что «по результатам следствия» Россия обвинит Украину и ее западных партнеров в поддержке вооруженного восстания, и за этим последуют очередные, более отчаянные угрозы применить ядерное оружие.

Собственно, такие угрозы уже прозвучали. Через неделю после первого раунда дискуссии ее ключевые участники — видные российские эксперты — дополнили и развили свои мысли. Теперь российскому руководству рекомендуют не останавливаться перед «массированными ядерными ударами», которые «покончат с Европой как с геополитической единицей». До нанесения ударов, согласно этим рекомендациям, можно попробовать спровоцировать масштабный миграционный кризис — угрозами в адрес стран, «играющих наиболее активную русофобскую роль».

Между тем экстремальная ситуация, в которую на сутки погрузил Россию мятеж ЧВК «Вагнер», проливает новый свет на варианты развития событий в условиях российского ядерного удара.

Риск паники

Тех, кто угрожает ядерным оружием, избегая при этом разговора о последствиях для самой РФ, мятеж должен был заставить задуматься о реакции российского общества на чрезвычайные события. Как только люди чувствуют, что происходящее влияет не только на их благополучие, но и на физическую безопасность, они начинают действовать быстро, неконтролируемо — и массово. 

Во время мятежа десятки тысяч жителей Москвы выкупали авиабилеты на ближайшие даты, а некоторые крупные чиновники и бизнесмены срочно покидали город на частных самолетах или готовили иные пути «отступления». Ядерная эскалация — даже на уровне риторики — приведет к еще более серьезному беспокойству среди тех, кто хотя бы теоретически может позволить себе билет на самолет или поезд. Сама попытка балансировать на грани ядерной войны приведет в России к социальной динамике на порядок более мощной, чем наблюдалась во время пригожинского бунта. Если же Россия ударит по одной из европейских стран, входящих в НАТО (как предлагает Сергей Караганов), то ответом могут стать удары по густонаселенным территориям России. Поэтому распространение в российском обществе уверенности и даже просто слухов о высокой вероятности ядерного удара со стороны Москвы, приведет к панике. Она будет иметь разрушительные последствия для крупных российских городов. 

Российская военная доктрина предусматривает применение ядерного оружия только в исключительных случаях, когда Россия уже атакована с применением ядерного оружия или когда на кон поставлено ее выживание как государства. В условиях войны против безъядерной Украины поддержка российским обществом первого ядерного удара со стороны России будет зависеть от консенсуса по поводу степени угрозы. На сегодня, по данным Russian Field, три четверти респондентов (74%) считают недопустимым применение ядерного оружия ради победы в военных действиях. В принципе допустимым применение такого оружия в войне считают 16% опрошенных, при этом 5% полагают, что такой шаг возможен только при угрозе поражения.

Из этого можно сделать важные выводы. Едва ли для широких групп российского общества «выживание государства» (как его понимают в Кремле) дороже, чем их собственное физическое выживание. И вряд ли они видят угрозу непосредственно для своей жизни в действиях ВСУ и существовании Украине как таковой. Граждане России, даже поддерживающие так называемую «спецоперацию», не готовы к высокому риску смерти — моментальной или отложенной — в результате ядерной войны или техногенной ядерной катастрофы. В своей поддержке или нейтралитете по отношению к действиям российских властей они исходят из того, что «ограниченная военная операция» для них самих относительно безопасна.

Даже если вооруженные силы Украины выйдут к рубежам февраля 2022 года, это не создаст очевидной угрозы личному выживанию подавляющего большинства россиян и не заставит россиян поверить в необходимость рукотворной ядерной катастрофы. Угроза применить ядерное оружие в такой ситуации, вероятно, будет истолкована российской общественностью и бюрократией как признак неадекватности российского руководства. И даже если пропаганда до какой-то степени сработает, массовое бегство из крупных городов все равно почти неизбежно, а элиты и высшая бюрократия могут отказать Кремлю в поддержке. 

Сила неверия

Попытка Москвы вынудить Украину отказаться от части своей территории, угрожая атомным оружием, наталкивается и на другую проблему. Исследователи ядерной стратегии пришли к выводу, что такое оружие годится только для сдерживания — то есть предотвращения вражеских планов, которые могут нанести вам катастрофический ущерб. Иными словами, заставить чего-то НЕ сделать можно, а вот заставить сделать что-то под угрозой атомной бомбардировки не удавалось практически никогда и никому. Лидеры государств боятся ядерного возмездия, только когда нападают сами, и сознают, что ставят под угрозу жизненные интересы противника.

Здесь возникает вопрос: может ли украинское контрнаступление быть воспринято как нечто, что дает России право на «сдерживание»? В этом случае имеют значение не российские и даже не украинские, оценки, а позиция мирового сообщества, в том числе государств, сохраняющих «нейтралитет» в отношении конфликта России с Украиной. До сих пор никто в мире не признал вхождение в состав России территорий, занятых российскими войсками за полтора года полномасштабной войны. Поэтому можно с уверенностью предположить, что практически никто из ключевых игроков не согласится с тем, что, пытаясь удержать эти регионы, Россия реализует свое «законное право» на «сдерживание Украины».

Непонятно, какое событие могло бы послужить легитимным в глазах значительной части мирового сообщества поводом для применения Россией ядерного оружия. Сами российские руководители, кажется, отдают себе в этом отчет. В ходе нынешней войны, после неудач на фронте, они порой накаляли риторику (как сделал Владимир Путин 21 сентября, вскоре после отступления российских войск из Харьковской области), но в дальнейшем смягчали ее, хотя ситуация не становилась для ВС РФ многим лучше (тот же Путин сделал именно это уже через месяц, во время заседания клуба «Валдай», незадолго до сдачи Херсона).

Большинство наблюдателей не верит даже в то, что массированные бомбардировки городов и энергетической инфраструктуры Украины, начавшиеся в октябре 2022 года, действительно стали «ответом» на взрыв Крымского моста, как утверждает российская пропаганда, а не были спланированы заранее, чтобы подавить украинскую ПВО. А эти удары наносятся обычными вооружениями. Иными словами, трудно представить, какие действия Украины могут склонить к радикальным шагам, не запланированным заранее.

Очевидно, наконец, что применение оружия массового поражения на театре военных действий может нанести непоправимый ущерб и атакующей стороне. Достаточно вспомнить Вторую мировую войну, в ходе которой, памятуя об опыте Первой, стороны не применяли химическое оружие даже в самой тяжелой обстановке.

Поэтому Москве будет сложно заставить Киев и его партнеров поверить в реалистичность своих новых ядерных угроз. Позицию «неверия» Украина и страны НАТО до последнего времени и занимали, подчеркивая, что просто не видят признаков подготовки России к ядерной эскалации.

Соблазн провокации

Дискуссия среди влиятельных экспертов и даже нарочитая подготовка к применению ядерного оружия, скорее всего, не усилят эффект ядерного устрашения. Само существование риска ядерной войны — как и то, что он относительно невелик, — уже принимается во внимание Украиной и ее западными партнерами в ходе планировании военных операций. Это явно имел в виду президент США Джо Байден, когда признал, что применение ядерного оружия Россией исключить нельзя, — но не упомянул при этом необходимость каких-либо экстраординарных мер или изменения политики Соединенных Штатов в отношении войны на Украине. 

Важно помнить: угрозы для выживания России настолько призрачны, а последствия применения ядерного оружия столь неотвратимы и столь велики, что вместе это дает веские основания сомневаться в том, будет ли вообще приказ о таком ударе выполнен. В ходе пригожинского мятежа стало понятно, что некоторые российские силовики и, возможно, гражданские чиновники не всегда придерживаются буквы своих должностных инструкций в кризисной ситуации. Кроме того, эффективность украинской ПВО, защищающей города и ключевые объекты, показывает, что достижение даже гиперзвуковой ракетой своих целей на территории Украины (а тем более, стран НАТО) как минимум не гарантировано.

И тут начинается самое неприятное. В таких условиях пытаться «вернуть страх» можно лишь по-настоящему рискованными действиями. Например, спровоцировав якобы случайный ядерный взрыв рядом с театром военных действий или проведя мощное ядерное испытание в атмосфере в отдаленной местности. Именно сейчас, когда эксперты почти единодушны в том, что Путин своей реакцией на несостоявшийся путч явно продемонстрировал слабость, искушение пойти на обострение может быть особенно велико.

Однако такое балансирование на грани преднамеренного удара приводит уже к существенной (не менее 50 процентов) вероятности начала ядерной войны. События вполне могут выйти из-под контроля, что будет иметь, как минимум, социальные последствия, описанные выше, а как максимум — приведет к настоящей катастрофе, обрисованной другими российскими экспертами — которые не хотели бы, чтобы Кремль даже пробовал «возвращать страх».